Как я стал фотографом

В детстве большого желания учиться я за собой не замечал, зато гулять на улице мог без еды и дотемна. Про еду лучше не вспоминать: в том детстве есть хотелось всегда. Мы грызли черные сухари, макуху, морковь или свеклу.

Праздник наступал тогда, когда мы, мальчишки, выходили за околицу хутора – так называлась окраина маленького городка – большой железнодорожной станции Гудермес. Возможно, любование природой, её зрительными образами способствовало познанию мира и, прежде всего, себя в этом мире. Именно природа учит нас гармонии, естественности, симметрии, соразмерности и многому другому. В книгах я больше всего любил рассматривать картинки, их я мог держать в руках часами. До сих пор помню бабушкину книгу-альбом «200 иллюстраций на библейский сюжет», которая поразила меня графическими рисунками великолепного полиграфического качества. А бабушка у меня была уникум – староста прихода Астраханского храма. Она никогда за всю свою долгую жизнь не обращалась к врачу, а дома у нее была огромная библиотека. Родственники рассказывали, что её бабушка жила в одном дворе с родителями Владимира Ульянова.

Увлечение природой, музыкой и изображением не прошли бесследно: вначале солдаты перед дембелем подарили мне гармошку, затем родители купили баян, и только потом я сам заработал себе на фотоаппарат.

От новенькой черной «Смены-6» так приятно и заманчиво пахло, что, кажется, этот запах я помню до сих пор. Фотографические книги я вначале не читал и до всего доходил методом проб и ошибок. Особенно мне нравилось проявлять снимки. Это какое-то чудо: ничего не было, и вдруг на бумаге появляются какие-то очертания…

Как-то под Новый 1965 год мы с друзьями отправились в горы. Внизу снега еще не было, а здесь склоны вершин белели ослепительным цветом. Ребята постарше разделись и загорали на солнце. Геннадий дал мне свою «Смену» и, показав на что нажимать, удалился. К удивлению всех, пленка вышла довольно приличная, хотя излишне темная – перепроявленная. Мне так захотелось сразу же получить снимки, что я отправился к своим школьным друзьям, чтобы они помогли мне напечатать.

- А у нас фотобумага кончилась, — заявили они в один голос.

- А что на обычной тетрадной бумаге нельзя? — Не унимался я.

- Не знаю, не пробовал, — нерешительно протянул Иван Дылев.

В конце концов, меня отправили к одному старому фотографу, который жил около базара. Тот внимательно выслушал и, пошарив в чулане, дал мне запыленный пакет желто-коричневого цвета. На улице я не выдержал и развернул его. В правом углу была поразившая меня надпись: «Смерть немецко-фашистским оккупантам! Внизу – мелко: Союзфото, 1942 год». Ума хватило не распечатать всю пачку, но все же края бумаги были засвечены. Бумага была низкой чувствительности для контактной печати, да плюс двадцать лет сделали свое дело: выдержка при нашей плохой проекции составляла несколько минут. Зато фотографии получились коричневатого оттенка и довольно контрастные. Некоторые из них до сих пор «украшают» мой первый фотоальбом. Потом я увлекся съемкой животных: кошки и собаки, едва увидев меня, шарахались в разные стороны. Наверное, я слишком долго мучил их. Затем мне пришла в голову идея сфотографировать птиц. Это «Сменой» то?!

Фотографическое потрясение я получил в Грозном, в культпросветучилище. Вначале я увидел портрет невиданной красоты. Это была итальянская актриса Софи Лорен. Её портрет в светлой тональности из журнала «Советское фото» долгое время служил мне образцом фотографического мастерства, пока не потерялся уже затертый до дыр. Другое потрясение – снимок моего однокурсника Григория. Он сфотографировал обычный сюжет, проводы гармониста на учебу в город. Этот снимок я храню до сих пор, как образец высокого искусства, хотя сделан он неискушенным фотолюбителем. Рассказывать о фотографии – занятие неблагодарное, это надо видеть. Однако естественность и искренность той фотографии, на которой снята сцена проводов гармониста на учебу в город, завораживает и очаровывает, как в хорошем художественном кино.

Камера «Смены» еще долго служила мне верой и правдой. Ею я снимал всё: семью, соседей, пейзажи, отдельные деревья. На клубной практике делал фотогазеты, а когда редакция районной газеты «Красное знамя» (ныне «Гумс») опубликовала, правда, без подписи мой снимок, я был на седьмом небе от счастья. «Смена» сослужила мне вторую службу и не раз выручала меня и спустя десятилетия. С первой же зарплаты, которую я получил в железнодорожном клубе, купил фотоаппарат «Зенит-В». Эта железная зеркальная камера тогда воспринималась нами как профессиональная. Начался новый этап увлечения светописью. В Грозном, во Дворце культуры Ленина, был фотоклуб «Зоркий», но сам Дворец культуры располагался в Заводском районе – на другом конце города, поэтому несколько раз я посетил занятия фотоклуба республиканского Дома народного творчества в центре города – рядом с филармонией. Директором грозненской филармонии в конце 60-х годов был Роберт Николаевич Крайнович, ныне заместитель директора Воронежского театра оперы и балета, а певица Раиса Левашова в те годы работала в бухгалтерии филармонии. Мои плохо напечатанные снимки 18х24 сантиметра не могли привлечь внимания маститых фотографов. Руководителем фотоклуба был методист по изобразительному искусству Ахьяд Магомадов. Если бы не буклет, изданный в 1970 году и посвященный республиканской фотовыставке «Чечено-Ингушетия моя», то в памяти осталась бы лишь одна фамилия – Николай Кобиашвили. Это был фотокорреспондент газеты «Грозненский рабочий» и активный участник фотовыставок. Однажды я поехал с ним в командировку в дальний горный район Чечни. В моем архиве еще цел снимок, на котором Н. Кобиашвили с большим чемоданом в руке перешагивает через горный ручей. Да, современных кофров тогда не было, а осветители, фон, галстук и прочее надо было всегда возить с собой. В это время в продаже появилась цветная пленка и фотобумага с набором химикатов. Несколько первых своих цветных снимков храню до сих пор. Конечно, с современными яркими цветами те, блеклые и худосочные оттенки грязноватого цвета, не идут ни в какое сравнение. Но для нас они были первые, как тогда казалось, красивые картинки.

…В Гудермесе я быстро сошелся с местным фотокорреспондентом, высоченным, на голову выше меня, Валерием Ершовым. Помогал ему снимать и печатать снимки. С его легкой руки стал вести фотокружок в городском Доме пионеров. Вот тут-то и обнаружились пробелы в моем фотографическом образовании. Оказалось, одно дело интуиция, и совсем другое – умение объяснить детям темные процессы фотографического ремесла. Выручали практические занятия и коллективные фотосъемки. Помню, наши пешие походы и велосипедные прогулки по родному краю. Чеченские дети также усердно, как и все, занимались фотографией и привязывались к руководителю кружка. С некоторыми из них я с удовольствием встречался через много лет. Первую свою большую заметку в районной газете помню до сих пор. Заканчивалась она несколько вызывающе: «на совещании присутствовали…. и автор этих строк – М. Вязовой». Редактор позвонил на работу и спросил у директора Дома пионеров: «Кто это М.Вязовой? Не Михаил Шолохов же?»

Через некоторое время я стал-таки корреспондентом районной газеты. Писал и снимал обо всем, но опыта не было никакого. Помогал мне ответсекретарь Хавас Акбиев и сам редактор газеты. Это не помешало последнему влепить мне выговор за то, что в заметке о посевной я перепутал все цифры. А Хавас был нашим поэтом, мягким и душевным человеком, с которым можно было поделиться своими проблемами. Писать ежедневно в номер несколько сот строк я не мог. Вернулся в педучилище, где через год состоялась моя первая в жизни фотовыставка. Рецензию на нее я бережно храню до сих пор…