Эшелоны уходили в неизвестность

Наступление немецких войск было особенно интенсивным в 1942 году. На Северном Кавказе немецкие войска подошли к границам Чечено-Ингушетии. Они захватили станицу Ищерскую и оттуда обстреливали из дальнобойных орудий чеченские аулы, расположенные на правом берегу Терека. Немецкие самолеты бомбили нефтяные промыслы Грозного. Клубы черного дыма горевшей нефти в Грозном заволакивали небо даже в Гудермесе. Черная сажа нефтяного дыма оседала повсюду. По грейдерной дороге, проходившей через Гудермес (ныне там проходит асфальтированная трасса Ростов-Баку), день и ночь шли вереницы повозок беженцев из Украины, Ростовской области, Поволжья и других областей Советского Союза.

Ни у кого не было сомнения, что победа рано или поздно будет за Советским Союзом. Чудом уцелевшие после повальных репрессий муллы и ученые-арабисты предсказывали, что немцы не захватят вайнахскую землю.

Очень хорошо помню беседу отца с ученым-арабистом Яхьей — нашим соседом. Отец почитал Яхыю за то, что он действительно был ученым и умным арабистом, который рассказывал отцу о том, что предсказывали шейхи. Будто вайнахов, подобно стаду, выгоняемому рано утром из аула на пастбище, выселят с родной земли и возвратятся они домой через какое-то время так же, как вечером возвращается стадо в аул. Он же говорил о том, что, по пред-сказанию шейхов, Германия не захватит землю вайнахов. Все это говорили задолго до победы над Германией и задолго до выселения чеченцев и ингушей 23 февраля 1944 года.

День 23-го февраля, в отличии от предыдущих дней, выдался особенно мрачным и ненастным. Падал мелкий снег. Сырой, холодный ветер пронизывал до костей.

Нас повезли через село в Серноводск. С крыш домов, выбив черепицу, выглядывали направленные на нас стволы станковых пулеметов «Максим». Крики и плачь растерянных женщин и детей, жалобное мычание скота и вой собак, смешивались вместе и создавали своеобразный трагический гул.

За околицей догнали колонну чеченцев-мужчин, которую под конвоем солдат-автоматчиков сопровождали до станции. Их всех утром собрали якобы на ремонт дороги, окружили автоматчиками и погнали на станцию, где стоял состав из старых товарных вагонов. Погрузив всех в вагоны и закрыв двери на замки, начали подвозить женщин и детей. Внутри вагонов были наспех сделаны двухъярусные деревянные нары. В середине установлена круглая железная печка. Верхние люки закрыты.

К обеду эшелон со спецпереселенцами направился в сторону Гудермеса. Эшелон шел без остановок, и, когда проезжали Гудермес, он через «треугольник» повернул на Астраханскую линию.

При подъезде к Гудермесу я выбил верхний люк в вагоне, взглядом нашел в ауле свой дом. Аул был пуст. Ни души, голубые ставни и двери нашего дома были закрыты.

Я понял, что моих родителей вместе с аульчанами уже вывезли в неизвестность. Было ясно, что — это страшное горе, которое предсказывали старики, коснулось всего вайнахского народа. На остановках солдаты открывали вагоны и выпускали людей по острой нужде.

Молодые девушки стеснялись выходить из вагонов и испытывали ужасные муки. Стыд перед старшими явился причиной смерти многих из них в пуги переселения.

Эшелон уже несколько дней находился в пути. Люди сжимались от холода и голода. Особенно осунулся и загрустил мой друг Дауд. Где-то в этом эшелоне должна ехать его возлюбленная Хадижат. Мы решили с ним разыскать ее. За короткие остановки успевали расспросить о ней в одном или двух вагонах.

-Эй, Хадижат есть в этом вагоне?

-Я — Хадижат, — высовывалась какая-нибудь женщина.

Нет, не вас мы ищем, а девушку по имени Хадижат, она из Гехов.

У нас такой нет, — отвечала женщина, и двери задвигались.

Уже в конце состава пожилая женщина вытирая слезы, рассказала о том, что Хадижат умерла в вагоне, и о том, с каким трудом мужчины успели похоронить ее около путей, на которых стоял состав.

На какой это станции было, никто не знал. Мы с Даудом пришли в свой вагон и долго затем не выходили. Я молчал, понимая друга, а Дауд чаще стал пользоваться носовым платком.

Эшелон со спецпереселенцами продолжал путь в неизвестность...